Это так грустно — дожить до того возраста, когда на твои фильмы уже делают ремейки.
Я склонен к мрачности и всегда смотрю на темную сторону. Я — кельт, а кельтов всегда привлекала меланхолия. Далее...
Боль уйдет, а кино останется. Больше мне и сказать-то нечего.
Здесь и сейчас я чувствую себя прекрасно. Просто у меня в голове есть эта штука — вот и все.
Всем кажется, что я очень добрый человек, но когда доктор сказал, что у меня болезнь Паркинсона, я едва не убил его. Далее...
У меня очень маленькое лицо, знаю. Но зато — очень подвижное.
Я почувствовала интерес к искусству довольно поздно. Кажется, около десяти — когда начала заниматься танцами. А вообще, наверное, мне следовало бы стать мимом. Далее...
Одно из самых больших потрясений в своей жизни я испытал в Южном Бронксе, в одном из тех залов, где когда-то было варьете, а потом устроили кинотеатр. Спектакль давала бродячая труппа. Играли «Чайку» Чехова. Спектакль начался… и тут же закончился. Пролетел как одно мгновение. Это было волшебство. Помню, я задумался: «Кем же надо быть, чтобы написать такое, а?» Я тут же раздобыл сборник рассказов Чехова. Далее...
Высказывания режиссера знаменитых фильмов «Социальная сеть», «Бойцовский клуб», «Семь», «Игра», «Зодиак», «Комната страха», «Загадочная история Бенджамина Баттона», «Чужой 3».
Когда мне исполнялось 8 лет, я попросил у родителей в подарок духовой пистолет или восьми-миллиметровую камеру. Они ни за что не подарили бы мне пистолет. Далее...
Я не люблю, когда говорят обо мне. Давайте поговорим о чем-то важном. Далее...
Когда надо давать такие интервью, я иногда очень нервничаю. Думаю: «Ой, блин, ну о чем еще рассказывать-то?» Серьезно: про фургон я уже рассказывал, про отца рассказывал, обо всем рассказывал. После пятого или шестого вопроса меня так и подмывает сочинить что-нибудь новенькое. Приходится делать над собой жуткое усилие, чтобы удержаться от брехни. Далее...
Мой отец был актер, моя мать была актриса. Поэтому мне приходилось играть в школьном театре. Что мне еще оставалось делать? У меня был невероятный страх перед зрителями. Я помню, как однажды, перед выходом на сцену, я долго и чудовищно блевал — так мне было страшно.
Журналисты часто говорят, что я слишком холоден и со мной невозможно сделать интервью. Все объясняется очень просто: кто-то когда-то написал это, следующий написал о том, что написал первый, а третий и четвертый написали о том, что прочитали у первых двух.